Когда-то давно ты говорил, что любишь меня и тогда это вызывало счастливую улыбку, а сейчас - усмешку. Что есть любовь? То, нежный трепет, что переполняет сердце тягучими волнами нежной привязанности, убаюкивает эфемерными грезами о безмятежном счастье? Некогда, я полагала так. Но, с каждым днем, неотступно приближаясь к осознанию своей гнетущей участи, я строптиво принимала отчаянную обреченность, что хмелем пронизывала мою кровь. Имя моей истинной любви, что испещрило мое сердце, точно древняя руна, вырезанная уверенной рукой. Но, разве у искренней страсти могут быть границы? Она безбрежна и глубока, ее не объять, измерив привычными человеку, мерилами, ибо не имеет она предела, все время меняясь и преломляясь, находясь в движении, точно ядовитая ртуть. Я силюсь отыскать тихий уголок, в его, тлеющей адским заревом душе, в которой кажется не осталось ничего живого. Чувство мое к нему, несокрушимое и безжалостное, словно хищный коршун, намеревающийся растерзать острыми когтями мое сердце на рваные лохмотья. Незыблемое и засасывающее отчаяние, что овладевало мной, угнетало отсутствием тлеющей надежды на его прощение. Мы раз за разом с иступленным порывом, выбираем друг друга, не от того, что обречены на отсутствие иного выбора, а лишь из влекущего устремления, что источает наше истерзанное сердце, не желающее более никого иного. Всякий раз, как мы выжигаем друг друга ненавистью, хлещем, хлыстом обид, всаживая поглубже в сердце, клинок неверия и разочарования, затягивая потуже веревку лжи на собственной шеи, истекая кровью, мы все равно выбираем друг друга.

Лишь иногда я позволяла себе прийти к Шону и свернуться в клубок у него на коленях. Порой мне казалось, то он намного старше, что он мог меня защитить. Рядом с ним я чувствовала тепло, которого так много лет мне никто не давал. Я бы уже давно сдохла милый, если бы не ты. Я ненавидела его так же сильно, как и любила. Если б не он, я могла бы жить иначе, а могла бы и сгнить где-нибудь в подворотне - этого я никогда не узнаю. По его просьбе родители поехали в торговый центр в тот день, но и винить его я понимала - эгоистично и жестоко. Он итак потерял слишком многое. Я поднялась на ноги, отряхнувшись от земли и успела снова перетянуть волосы в хвост, прежде чем приехала женщина из опеки. Даже и не думала, что могу так натурально улыбаться, рассказывая ей о новой работе и слушая брата, положив руку на плечо. Это прикосновение обжигало нас обоих, будто пульсировала по венам идентичная кровь. "С одного родника напоены, сплетены из похожих строк" - строки из стихотворения, которое писала про нас мать. Он был частью меня, моей плотью и кровью и я никому и никогда его не отдам. Я буду драться за него с любым врагом, я пройду ради него тысячи миль и сотру в кровь все ноги. Мы останемся неделимыми и в жизни и в смерти.